Наблюдатель
Боюсь даже представить, почему Его Величество снова доверяет этому человеку.
Еще при первой нашей встрече я понял, что положиться на него нельзя. Тогда я даже не знал, кто он. И что хуже - кем он станет.
Это был человек совершенно отвратительной наружности. Высокий, худой, с совершенно неразвитыми узкими плечами, он выглядел физически слабым. Серо-зеленый оттенок его кожи, оттенок знакомый тем, кто держал в руках дешевую бумагу, всегда придавал ему чересчур болезненный вид. Маленькие прищуренные глазки, щеки, настолько впалые, что выдающиеся скулы кажутся острыми, короткий, словно приплюснутый нос, тонкие бескровные губы - совершенно все в его лице отвратительно. И в довершение ужасный шрам, перечеркивающий левый глаз и бровь. Кому же такой человек мог показаться приятным? Я не был исключением.
Раздражала и его манера речи, с одной стороны простая, но в то же время вдруг чересчур вычурная, его растягивание слов, будто он никогда не знал наверняка, что сказать, и на ходу подбирал каждое, каждое чертово слово. Его голос, достаточно низкий, с хрипотцой, совершенно не вязался с его молодостью. Как впрочем и вся его внешность. Говорили, что когда он впервые пришел к власти еще во времена Филиппа Второго, ему не было восемнадцати. Я никогда не верил этому.
Его должность обязывала его идти на уступки, но он сразу же избрал иной путь. Путь "справедливости", как сказали некоторые. Но я окрестил это путем "зачерствевшей глупости". Он стал таким себе "правдолюбом", что само по себе никоим образом ему не шло.
После первых успехов в деле с английскими агентами он стал по-настоящему опасен. Мне пришлось кое-что предпринять. По мере того, как он раскидывал свои сети, мне начинало казаться, что этот человек следит и за мной. Когда нам случалось встретиться на церемонии снятия сапог, взгляд этих маленьких глазок ввинчивался в меня, словно хотел проникнуть в самое нутро. Мое отвращение к нему нарастало вместе с тем, как росли мои убытки.
Многие намекали королю, что он опасен. Но все мы понимали, что второй раз Луи не удалит его от себя. Дело было за нами, на этот раз именно нам нужно было что-то предпринять.
Monsieur marquis de S., janvier 1731
Еще при первой нашей встрече я понял, что положиться на него нельзя. Тогда я даже не знал, кто он. И что хуже - кем он станет.
Это был человек совершенно отвратительной наружности. Высокий, худой, с совершенно неразвитыми узкими плечами, он выглядел физически слабым. Серо-зеленый оттенок его кожи, оттенок знакомый тем, кто держал в руках дешевую бумагу, всегда придавал ему чересчур болезненный вид. Маленькие прищуренные глазки, щеки, настолько впалые, что выдающиеся скулы кажутся острыми, короткий, словно приплюснутый нос, тонкие бескровные губы - совершенно все в его лице отвратительно. И в довершение ужасный шрам, перечеркивающий левый глаз и бровь. Кому же такой человек мог показаться приятным? Я не был исключением.
Раздражала и его манера речи, с одной стороны простая, но в то же время вдруг чересчур вычурная, его растягивание слов, будто он никогда не знал наверняка, что сказать, и на ходу подбирал каждое, каждое чертово слово. Его голос, достаточно низкий, с хрипотцой, совершенно не вязался с его молодостью. Как впрочем и вся его внешность. Говорили, что когда он впервые пришел к власти еще во времена Филиппа Второго, ему не было восемнадцати. Я никогда не верил этому.
Его должность обязывала его идти на уступки, но он сразу же избрал иной путь. Путь "справедливости", как сказали некоторые. Но я окрестил это путем "зачерствевшей глупости". Он стал таким себе "правдолюбом", что само по себе никоим образом ему не шло.
После первых успехов в деле с английскими агентами он стал по-настоящему опасен. Мне пришлось кое-что предпринять. По мере того, как он раскидывал свои сети, мне начинало казаться, что этот человек следит и за мной. Когда нам случалось встретиться на церемонии снятия сапог, взгляд этих маленьких глазок ввинчивался в меня, словно хотел проникнуть в самое нутро. Мое отвращение к нему нарастало вместе с тем, как росли мои убытки.
Многие намекали королю, что он опасен. Но все мы понимали, что второй раз Луи не удалит его от себя. Дело было за нами, на этот раз именно нам нужно было что-то предпринять.
Monsieur marquis de S., janvier 1731
